Безграничный, как море, катил Ганг cвои желтые волны. Глубокое молчание царило над мрачной, покрытой туманами далью. Сквозь дымку тумана время от времени на реке виднелся силуэт одинокого рыбака, втаскивавшего в свою лодку рыболовные сети. На берегах, по колена в жидкой грязи, земледельцы пахали на буйволах рисовые поля. Иногда вниз по реке плыли какие-то странные предметы. То были трупы умерших, опущенные родственниками в священный. Ганг, который уносит мертвых, по верованию индусов, в царство блаженных. На некоторых трупах сидели большие коршуны и торопливо работали своими острыми клювами.
— Брат, — проговорил младший студент, — не думаешь ли ты о том, не ошибаемся ли мы, предприняв борьбу против англичан? Хватит ли у нас сил одержать над ними победу?.. Верен ли путь, избранный нами?
— Друг мой, индусы и так терпели уже много лет, А что дало им это терпенье?! Махатма-Ганди проповедует бороться с англичанами непротивлением, но разве эта борьба может увенчаться успехом? Тебя смущают первые неудачи, — продолжал Чандра Синг, — но без жертв ничего не делается. Где ты видел примеры того, чтобы свобода давалась народу без борьбы и без жертв? Наша борьба будет упорной. Англичане не уйдут добровольно: мы для них слишком лакомый кусок. Все мы работаем на англичан. Посмотри на вон того пашущего крестьянина. Половину своего урожая он отдает англичанам. Он вырывает кусок хлеба у своего ребенка для того, чтобы сытый английский лорд мог выкурить лишнюю дорогую сигару!.. Нет, милый друг, если мы сознали необходимость освобождения Индии от англичан, то мы должны бороться; и бороться — до конца.
Широкая гладь священной реки начинала темнеть. Солнце склонялось к западу. Вдали, на горизонте, на другом берегу Ганга, показались высокие пагоды Бенареса. В воздухе было тихо. И оба студента, охваченные чувством любви к родине, тихо запели «Бандэ Матарам»:
Привет тебе, великая родина-мать!..
Содержание первых глав рассказа, напечатанных в № 3 нашего журнала: Дочь американского миллиардера Вивиана Кингман отплывает на большом трансатлантическом пароходе из Генуи в Нью-Йорк. На этом же пароходе находится американский сыщик Симпкинс и арестованный им в Генуе Гатлинг. В пути пароход поврежден бурей. Все пассажиры спасаются на шлюпках. На пароходе остаются только опоздавшие высадиться — Гатлинг, Симпкинс и мисс Кингман, которую Гатлинг спас из волн океана уже после отплытия шлюпок. Пароход не потонул, но, лишенный управления, он делается игрушкой стихий. После целого ряда приключений морское течение приводит пароход в Саргассово море, сплошь покрытое водорослями. Пароход останавливается у своеобразного острова, состоящего из погибших здесь кораблей. Остров оказался обитаемым. Два парламентера из островитян, Тернип и Флорес, являются на пароход и об'являют, что, по законам острова, каждый вновь прибывающий должен явиться к губернатору острова. После совещания Гатлинг, мисс Кингман и Симпкинс решают подчиниться этому требованию.
На Острове Погибших Кораблей оказались довольно хорошие пути сообщения.
Перебравшись через старый трехпалубный фрегат, Тернип, шедший впереди, вывел пленников «на дорогу»: это были мосты, переброшенные между кораблями и над провалившимися палубами. Вдоль этой дороги тянулась какая-то проволока, прикрепленная к небольшим столбам и сохранившимся мачтам.
— Сюда, сюда. Не оступитесь, мисс, — любезно обращался он к мисс Кингман. За ней следовали Гатлинг и Симпкинс. Мрачный Флорес, надвинув свою сомбреро до бровей, заключал шествие.
На полпути им стали встречаться обитатели, одетые в лохмотья, все обросшие, загорелые, белокурые жители севера, смуглые южане, несколько негров, три китайца… Все они с жадным любопытством смотрели на новых обитателей острова.
Среди небольших парусных судов разных эпох и народов, в центре острова, поднимался большой, довольно хорошо сохранившийся фрегат «Елизавета».
— Резиденция губернатора, — почтительно произнес Тернип.
На палубе этой резиденции стояло нечто вроде почетного караула: шесть матросов с ружьями в руках, в одинаковых и довольно приличных костюмах.
Губернатор принял гостей в большой каюте.
После наводящего уныние вида разрушенных кораблей эта каюта невольно поражала.
Она имела вполне жилой вид и убрана была почти роскошно. Только некоторая пестрота стиля говорила о том, что сюда было стащено все, что находили лучшего на кораблях, которые прибивало к этому странному острову.
Дорогие персидские ковры устилали пол. На консолях стояло несколько хороших китайских ваз. Темные стены, с резными карнизами черного дуба, были увешаны прекрасными картинами голландских, испанских и итальянских мастеров: Веласкеза, Рибейра, Рубенса, Тициана, фламандского пейзажиста Тейньера. Тут же был этюд собаки, делающей стойку, и рядом, нарушая стиль, висела прекрасная японская картина, вышитая шелком, изображавшая в стиле Гокпан журавля на осыпанном снегом суку дерева и конус горы Фудзи-Яма.
На большом круглом столе стояли старинные венецианские граненые вазы XVI века, французские бронзовые канделябры времен Директории и несколько редких розовых раковин. Тяжелая резная мебель, обтянутая тисненной свиной кожей, с золотыми ободками по краям, придавала каюте солидный вид.